Человек с четырьмя жизнями

21 декабря 2017

Широко известно, что в Свердловске некоторое время служил легендарный руководитель советской разведки Павел Фитин. Но для него Урал стал местом ссылки, никакой роли в его становлении не сыграв. В то же время до сих пор в тени незаслуженно остается видный деятель госбезопасности, которого у нас в буквальном смысле вырастили – генерал-лейтенант Олег Грибанов. Личность не просто примечательная – потрясающая…

Дерись, мальчик, дерись

Если бы всё сложилось хорошо, мы бы о нём никогда не узнали. Рос бы на радость родителей пацан в селе Пянтег, что на Каме тремя сотнями километров севернее Перми, стал бы со временем справным деревенским мужиком, оброс бы семьёй. Вряд ли бы дальше райцентра выбирался – места уединенные. Возможно, пребывая на вершинах жизненного успеха, именно о такой жизни Олег Михайлович тосковал в редкую свободную минуту поздно вечером.

Но всё сложилось плохо.

Самый трудный бой в своей жизни Олегу пришлось принять в четыре года. Умер отец. Мать, отчаявшись сводить концы с концами, отдала малыша в детдом. В стране царила нищета, сирот насчитывалось примерно пять миллионов – где-то каждый десятый ребенок. Судьба подавляющего большинства из них оказалась весьма и весьма печальна.

Каким-то чудом Олег выжил. В 10 лет, когда мог уже работать в хозяйстве, вернулся домой. В 14 лет, однако, свою деревню снова покинул, отправившись на заработки в старинный городок Чердынь неподалеку.

Древний уральский городок Чердынь

В деревне он успел выучиться грамоте и счету, от рождения имея неисчерпаемую какую-то энергию и способность учиться. Удивляться, к слову, не приходится. Несколько веков царское правительство весьма своеобразно заботилось о генофонде глухих углов империи, ссылая туда крамольников, бунтарей, польских повстанцев. В результате вялых дураков там не водилось. Процент грамотных был чуть ли не выше, чем в центре страны.

Гайдар, как всех нас укоряли в школе, в 16 лет полком командовал. Грибанов в 15 лет стал счетоводом в солидной конторе. Это еще вопрос, что сложнее и круче. Вряд ли бы Гайдару доверили бухгалтерию. Дело не только в грамотности. С какой стати кто-то поверит, что пацан-подросток сможет день за днем корпеть над бумагами, ничего не упустит? Но в глазах Олега была какая-то стальная надежность. Ему поверили.

Заработать в те скудные времена на прокорм было делом отнюдь не простым, другой бы на его месте после работы падал бы в койку без сил. Но бойкий Олег не простил бы себе, если бы жизнь проходила мимо. Он активно работает в комсомоле, даже членом бюро райкома.

В итоге его заметили в учреждении, которое стремилось быть суперведомством. К сотрудникам там предъявляли высочайшие требования, так что учреждение постоянно терзал кадровый голод. Комсомолец, владеющий бухгалтерией – мимо такого они пройти не могли.

В семнадцать лет он стал счетоводом в подразделении связи местного ОГПУ.  За полтора месяца до совершеннолетия становится фельдегерем.

Название должности легко вводит в заблуждение, может показаться, что это что-то про охоту. Но это не так. Это курьер, перевозящий особо ценные государственные депеши. Сегодня в его сумке совсекретные документы, завтра – золото или алмазы.  Служба в те неспокойные времена весьма опасная. Если курьер изменил, он может оставаться неразоблаченным очень долго. Так что поручали эту службу только самым доверенным и надежным. Еще и потому, что фельдегери были наделены фантастическими просто полномочиями – в случае каких-то проблем курьер мог применять оружие по кому угодно, даже стрелять в коллег по ОГПУ. 

В 22 года Грибанов вполне мог собой гордиться. По меркам советских 1930-х жил он не просто хорошо, а замечательно. Тем более неплохо для сельского сироты: начальственная должность в Свердловском областном управлении, хорошая зарплата, паек, отдельная комната, ходики на стене. Он и подумать не мог, что судьбу его отмеряют вовсе не эти скромные часы, а… кремлевские куранты.

Вслед за курсом партии

Вслед за кровавой волной 1937 года в расстрельные рвы отправили тех, кто её устроил. Затем тех, кто вчера арестовывал своих коллег, тоже пустили в распыл, обвинив в том, что они намеренно уничтожали лучшие кадры чекистов. Коридоры НКВД опустели так же, как наркоматы, заводоуправления, научные институты и конструкторские бюро.

Приходилось объявлять «партийные» и «комсомольские» наборы – именно так в 1938 году во внешнюю разведку попал заместитель главреда в прямом смысле слова травоядного издательства сельхозлитературы Павел Фитин.

Естественно, обращали взор и на вспомогательные подразделения, которые чистками были потрепаны не так сильно. В том же 1938 году 23-летний инспектор отдела связи Свердловского управления НКВД Грибанов становится помощником оперуполномоченного. Началась вторая его жизнь.

Здесь его карьера взмывает как ракета: спустя год он уже оперуполномоченный, еще полгода – следователь, еще два месяца – старший следователь. Через шесть с половиной лет службы на новом и весьма непростом поприще он становится начальником следственной части областного управления госбезопасности, а затем и заместителем начальника областного управления.

Вы можете удивиться: для таких должностей требуется оперативная подготовка, юридическое образование. Я вам отвечу, что всё это у него было. В 1938 году он закончил трехмесячные курсы. Мало? Это, видимо, смотря, кто учится и как.

При этом, естественно, новые звания и должности не доставались ему «автоматом». Тем более, никак нельзя было назвать его службу спокойной. С началом войны значительное число уральских чекистов убыло на фронт и в прифронтовую полосу. На плечи оставшихся опустилась забота о десятках оборонных заводов, которые нужно защищать от врага. И, главное, сотни километров Транссибирской магистрали. При этом в регион хлынули массы эвакуированных, подлинность рассказов и документов которых проверить было крайне сложно – архивы западной части страны стали недоступны. Просто-таки лафа для дезертиров, преступников, шпионов и диверсантов.

От уральских чекистов требовалась нечеловеческая работоспособность, чутьё на людей, изобретательность. Грибанов всего этого в избытке набрался в своем трудном детстве.

Биографии он был обязан и другой своей полезной черте. Любой подросток в своей жизни проходит период увлечения тайнами, заговорами, конспирацией. Зачитывается приключенческими романами, обменивается с друзьями шифрованными записками. Грибанов же в своем детстве утолить эту страсть возможности не имел. Так что она сейчас «полезла из всех щелей».  Увлекательной игрой для него стала сама чекистская работа, он буквально наслаждался ею. Таким «вечным подростком» он останется на всю жизнь.

Тефлоновый человек

Десять лет после войны – период острой борьбы за власть в правоохранительных органах между несколькими кланами в руководстве СССР. На чьей стороне в этом участвовал Грибанов и участвовал ли вообще, неясно. Свердловское УНКГБ с июля 1941 года возглавлял человек из числа соратников Берии – Тимофей Борщев. Тимофей БорщевПод его началом происходила быстрая карьера Грибанова. Однако она потихоньку продолжилась и тогда, когда к руководству министерством госбезопасности приходит недруг Берии Виктор Абакумов.

Осенью 1951 года колеса большой политики совершили следующий серьезный поворот. Могущественный и непобедимый Виктор Абакумов был арестован, а с ним вместе и всё его окружение. Заменили их «люди Берии», в число которых вошел и Грибанов, возглавлявший на тот момент Ульяновское управление госбезопасности. Он стал заместителем начальника второго главного управления (ВГУ) МГБ – контрразведки.

Но вот что интересно. В последующие пять лет перемещение кадров в госбезопасности станет каким-то «броуновским движением»: сотрудников будут арестовывать, потом освобождать и даже восстанавливать в штате. Грибанов, однако, оставался на своем месте. Он пережил даже радикальную хрущевскую чистку, отправившую в тюрьмы, кажется, всех, кто хоть как-то с Берией был связан, даже Судоплатова, который и спустя десятилетия настаивал, что его отношения с Лаврентием Павловичем были сугубо рабочими и даже холодноватыми. Новые хозяева страны Грибанову почему-то верили. Настолько, что в 1956 году назначили его на должность начальника ВГУ.

Он стал руководителем аппарата из десятков тысяч сотрудников, распоряжавшихся огромными ресурсами. Приведем такую деталь. Практически на любом советском предприятии и даже в высших и средних учебных заведениях были так называемые «режимные» или «первые» отделы, ведавшие благонадежностью сотрудников и охраной секретных сведений. Так вот, всеми этими подразделениями руководил тоже Грибанов.

На «хозяйство» он пришел в непростой момент, когда натиск западных разведок резко усилился. Десять лет до этого после войны империалисты пребывали в благодушии. Считалось, что у Советов, конечно, многочисленная и сильная армия, но это сводится на «нет» безоговорочным превосходством мировых держав в суперсовременных технологиях – атомное оружие, ракетная и реактивная техника, радиоэлектроника.

1950-е ознаменовались шокирующими для Запада событиями. Корейская война показала, что реактивные истребители СССР не уступают американским. Мы первыми испытали пригодный к боевому применению термоядерный заряд. В 1957 году была испытана опять же первая в мире межконтинентальная баллистическая ракета. За рубежом стало известно о появлении у нас реактивного стратегического бомбардировщика.

Спецслужбы противника начали спешно выяснять наш технологический и экономический уровень, мощь советского высокотехнологичного оружия. И это было главной тайной СССР. Потому что, к сожалению, успехи ученых серьезно ослаблялись слабостью нашей промышленной базы, экономики. Были разработаны замечательные бомбардировщики – но производить их в нужных количествах авиапромышленность была не в состоянии. Мы демонстративно испытывали межконтинентальные ракеты – но пусковых для них тоже в достатке построено не было.

Если бы Западу удалось проникнуть за завесу, созданную советской контрразведкой, империалисты бы поняли, что СССР слаб… еще слаб. И уничтожили бы его, пока не поздно. Наша страна до сих пор существует благодаря работе Грибанова и его подчиненных.

На руку противнику играли внутренние изменения в СССР. По сути дела, начался распад страны. Растворился драйв 1930-х, восторг людей перед достижениями социалистического строя. Не было после разоблачения репрессий и страха. В среде интеллигенции нарастал идейный разброд. Представители элиты находили всё больше причин обижаться на власть.

Помимо борьбы со шпионажем, в ведении второго главного управления находилась борьба с «идеологическими противниками» всех видов, а также с крупными хищениями и валютными махинациями. Проще было бы описать, чем Грибанов не занимался – разведкой и военной контрразведкой. Хотя разведкой он занимался тоже.

Лучше перебдеть

Читатель шпионских романов представляет себе ситуацию так: разведчик допускает какую-то ошибку, и его разоблачают. Грибанова такая постановка дела явно не устраивала. Он защищал спокойную жизнь любимой страны, сотен миллионов сограждан. Это что получается, если разведчик ошибки не допустит, то будет работать и дальше? Нет, так не пойдет!

Очевидно было, что в работе противника есть узкое место – связь агента с центром. Передавать материалы из СССР по радио или почтой было нереально. Значит, должны быть личные контакты или тайниковая связь с иностранцами. Которых в СССР было не очень много.

Грибанов задался целью накрыть всех западных дипломатов и взрослых членов их семей тотальным наблюдением. Всех! Но с этой точки зрения дипломатов оказалось слишком много. Для круглосуточного наблюдения за одним объектом требуется несколько десятков человек, сменяющих друг друга. В Москве у КГБ попросту не было нужного числа обученных оперативников. Перебрасывать людей из других регионов не имело смысла – сотрудник наружного наблюдения должен знать каждый закоулок в городе, где он работает.

Но не можем требуемый режим работы обеспечить постоянно – давайте делать это хотя бы две недели в году. На этот период отменялись все отпуска, выходные, сотрудники спали урывками. Это был его стиль – «бетонные» решения, не оставлявшие ничего на милость случайности. Чувствовалось, что его менталитет сформирован первыми двумя его профессиями. И в бухучете, и в курьерской связи дело поставлено так, чтобы до предела уменьшить роль случайности, человеческого фактора.

Именно с подачи бывшего земляка Свердловская область (и еще несколько регионов СССР) три десятка лет были полностью лишены общения с иностранцами. В начале 1960-х по инициативе КГБ правительство объявило их «закрытыми». До этого, как ни старались чекисты, сохранялся шанс, что какому-то дипломату с оборудованием электронной разведки удастся проехать мимо оборонного завода или сфотографировать нечто из поезда. Прецедентов такого рода было достаточно.

Бронеколпак, выстроенный вокруг дипломатов, принес фантастический урожай как минимум дважды. В 1959 году горничная обработала пылью с радиоизотопами одежду молодого американского дипломата. Это позволило выявить письмо, отправленное им обычной почтой, и адресата письма – капитана Петра Попова, который уже давно был под подозрением контрразведки.

Петр Попов

А три года спустя правота Грибанова подтвердилась окончательно. Некоторые его коллеги считали, что «буржуи» - неженки и чистоплюи. Ни за что не пошлют на задание свою супругу, да еще с маленькими детьми. Однако во время очередных «грибановских двух недель» оперативники зафиксировали, как жена британского дипломата Джэнет Чизхолм во время прогулки разговорилась с каким-то импозантным товарищем. Тот умилился, какие у неё милые дети. И даже подарил им коробку конфет, которую нес домой.

Дженет Чизхолм с детьми на прогулке

По одной версии, «наружникам» в тот же день удалось идентифицировать сентиментального гражданина. По другой, тогда ему удалось уйти. Подвело его то, что он был еще и спесивым.

Существовал порядок, согласно которому сотрудники КГБ и ГРУ, имевшие разрешение на посещение посольств западных держав, о каждом своем визите должны были загодя извещать контрразведку. Когда один из них этого не сделал, контрразведка в рутинном порядке известила его руководство. Замаячила перспектива мелкого дисциплинарного взыскания. Ему бы стерпеть, а он взбрыкнул, понесся за поддержкой к высокопоставленному покровителю.

Грибанову позвонил его бывший начальник, а ныне руководитель советской военной разведки генерал Иван Серов: «Ну, чего вы к мужику прицепились?». Они дружно посмеялись над дураками, которые известно когда лоб расшибают. Повесив трубку, Грибанов задумался. С одной стороны, шпионы характерны именно тем, что пунктуально соблюдают даже самые малозначительные инструкции, чтобы не навлечь на себя подозрений. Но Грибанов всегда считал, что бдительности много не бывает.

- Посмотрите на этого субъекта, - сказал он подчиненным, - Пеньковский какой-то.

До своего разоблачения тот успел пробыть агентом западных разведок всего несколько месяцев.

Управляя миром

Грибанов был бы не Грибанов, если бы его люди понуро топтались вокруг западных посольств, ожидая вражеских вылазок. Советская контрразведка пошла на штурм империалистических твердынь, обескураживающими темпами наполняя их своей агентурой и аппаратурой прослушивания. Позднее выяснилось, что в одном только американском посольстве было установлено сорок микрофонов, в том числе в шифровальных комнатах и помещениях резидентуры ЦРУ.

В результате второе главное управление КГБ СССР собрало огромный массив данных о пребывающих в СССР иностранцах. Это позволило выявить «слабые звенья» - людей, которых легко завербовать для получения не только контрразведывательной, но и разведывательной информации. В 1950-х годах два десятка сотрудников посольства США были спешно отправлены домой. Их соблазнили сотрудницы КГБ, а затем начали шантажировать пикантными снимками.

Но далеко не все имели мужество сообщить начальству о ситуации, в которую попали. В январе 1952 года был завербован заведующий гаражом военного атташата США в СССР Рой Роуде. В английском посольстве - сотрудник аппарата военно-морского атташе Джон Вассал. На советскую разведку тот работал десять лет до своего разоблачения, в том числе и после возвращения в Лондон, где стал сотрудником военно-морской разведки, а затем помощником парламентского секретаря Адмиралтейства. В посольстве Канады в Москве был завербован посол Джон Уоткинс. А вот попытка наладить сотрудничество с военно-воздушным атташе Франции полковником Луи Гибо закончилась трагедией – офицер предпочел застрелиться.

Но для Грибанова с его фантазией и авантюризмом всё это было недостаточно масштабно. И в какой-то момент он заинтересовался Морисом Дежаном. Тот был послом страны, входившей в пятерку ведущих мировых держав – Франции. Уже это делало его «суперпризом». Но вдобавок он еще с войны был личным другом Шарля де Голля. Влиять на де Голля означало бы, по сути, управлять миром.

Морис Дежан

При этом Дежан был чудовищно уязвим. Достаточно было посмотреть на его фотографии, чтобы распознать человека с заоблачным самолюбием. Такому женское обожание необходимо как воздух. Между тем, горничная семейства посла сигнализировала, что супруги Дежаны спят в разных комнатах. Жене посла было настолько неуютно рядом с мужем, что по нескольку месяцев кряду она отказывала себе в наслаждении жить в Москве, вместо этого прозябая во Франции.

Однако было ясно, что по такой цели надо бить главным калибром. Обычно в «медовых ловушках» фигурировали штатные сотрудницы КГБ или завербованные госбезопасностью проститутки. Но это всё мелкая рыбешка, на которой французский аристократ даже на минуту не остановит свой взгляд. Опять же, он не дурак, весьма осторожен по части знакомств.

И вдобавок к этому Грибанова охватило вдохновение. Он словно бы писал авантюрный роман, но, в отличие от литераторов, имел счастье воплотить задумки наяву.

Грибанов взял журнал, который тогда печатал фотографии самых красивых девушек СССР – «Советский экран». И нашел там среди самых красивых девушек самую-самую. Примерно так же он подошел к разработке сценария знакомства.

Французскому послу и в голову не могло прийти, что суперзвезда советского кино может согласиться выполнять «постельную миссию» для советской разведки. И что в роли сводника может выступить самый популярный детский поэт СССР, потомственный русский дворянин Сергей Михалков, да еще и вместе с супругой.

Лариса Кронберг-Соболевская

Дежан был околдован красотой Ларисы Кронберг-Соболевской, чьё лицо в те дни смотрело со множества киноафиш. Ему льстило внимание женщины, от вожделения к которой сгорали миллионы советских мужчин. Кроме того, он был рыцарем, а Лариса была несчастна. Её муж был геологом, подолгу находился в экспедициях. По её словам, недолгие побывки дома проходили в сценах ревности и скандалах.

Отношения посла и актрисы продолжались несколько месяцев. Однажды вечером она почувствовала, что не может заставить себя вернуться в давящую тишину своей квартиры, и попросила Дежана, чтобы он скрасил её одиночество. Буквально за минуту до физического слияния внезапно приехал муж-геолог со своим другом. Увидев жену с любовником, он пришел в животную ярость. Кричал, что напишет на работу подонку и в партком.

В своем творческом упоении Грибанов совершил оплошность. В рядах столичной контрразведки служили такие самородки, что заткнули бы за пояс актеров МХАТ, но Олегу Михайловичу запонадобились какие-то колоритные злодеи. Он выписал из глубинки абсолютных бандерлогов, с которыми был знаком еще по своей службе то ли на Урале, то ли в Поволжье. Ну, те и разгулялись. Один за что-то не любил французов настолько сильно, как может ненавидеть французов только житель Урала или Поволжья. У другого, судя по всему, мечтой всей жизни было покататься на лодке с кинозвездой – или избить её, если не срастается с первым. Возможно, именно по этой причине Лариса не снималась в кино потом почти десять лет.

Униженный, ошарашенный посол кое-как выбрался на улицу. Боль не давала думать. Он понесся прямиком к помощнику Хрущева Горбунову, с которым его познакомили недавно. Тот был человеком широких взглядов, горячим сторонником сближения СССР и Франции. И вправду, помощник посодействовал, вся эта история как-то рассосалась. Нет, от Дежана не потребовали помочь в порядке взаимности. Не шантажировали разоблачением. Не брали с него расписок. Просто Горбунов стал ему другом. Иногда Дежан помогал в его карьере и планах, подбрасывая ему какую-то информацию, советуя. Иногда Горбунов, чтобы впечатлить знакомца, рассказывал какие-то кремлевские тайны.

Падение

В 1964 году карьера Грибанова рухнула. Более того, он был переведен в «действующий резерв», лишен звания почетного чекиста, исключен из партии. Это был первый подобный случай со времен чисток 1950-х – и последний в истории КГБ.

История тем более странная, если учесть, что в качестве причины указывают бегство на запад одного из сотрудников ВГУ Юрия Носенко. Никогда не до, ни после подобное событие не вызывало столь жестких оргвыводов.

Однако и сама история с Носенко весьма необычно. В руках американцев он оказался, будучи с секретным заданием в Швейцарии. Шла некая операция, в которой спустя несколько дней должен был принять личное участие… Грибанов.

Многие весьма авторитетные сотрудники КГБ позднее высказывали сомнения в предательстве Носенко – будь он изменником, наверняка бы выдал американцам своего начальника. Но, раз его похитили, то… Получается, если бы американцы не поторопились, если бы атаковали не в понедельник, а в четверг, то могли бы помимо Носенко захватить и Грибанова, чья голова буквально нафарширована секретами особой важности. Можно себе представить эмоции руководства страны, когда там осознали, что ситуация была буквально в миллиметре от такого варианта. Ужас очень быстро переплавился в гнев, обращенный против «зарвавшегося авантюриста».

Есть и еще один вариант причины катастрофического конца чекистской карьеры Грибанова. В этот момент заговор против Хрущева входил в решающую фазу. Руководитель контрразведки страны не мог его не обнаружить. Своим его заговорщики не считали, вот и воспользовались благовидным предлогом, чтобы избавиться от него. Если прошлые перемены в Кремле Грибанова поднимали, нынешняя его уничтожила.

В 50 лет у него началась третья жизнь.

Пил березовый сок

В СССР выходило огромное количество книг и фильмов на «шпионскую» тему. Это был редкий случай, когда интересы публики совпадали с «госзаказом». Правда, спустя десятилетия продолжают пользоваться успехом лишь считанные произведения из этого обширного моря. Юлиан Семенов – да еще серия книг и фильмов про «резидента» Михаила Тульева. Их персонажи какие-то объемные, сложные, ощущается за всем некая правда жизни. Для 1960-х это и вовсе был шок – агент западной разведки, сын белогвардейца представал каким-то милым, грустным человеком.

Кадр из фильма \"Судьба резидента\"

Юлиан Семенов охотно давал интервью, встречался с читателями, не говоря о его бурной светской жизни. Авторов романов и киносценариев о «резиденте» Востокова и Шмелева не знал и не видел никто. На книжной обложке можно было увидеть биографию Шмелева: «Работал в «Комсомольской правде»… 35 лет жизни отданы «Огоньку»…» Читая это, в редакциях «КП» и «Огонька» удивленно переглядывались - они вообще не видали этого человека. Причем любой советский литератор знал: биографические сведения об авторе издательство тщательно сверяет с его трудовой книжкой.

Тайна была раскрыта лишь в 1990-х. «Востоков» оказался Владимиром Петроченковым, ветераном контрразведки военно-морского флота. А «Шмелев» - это Олег Михайлович Грибанов. Вместе с Петроченковым он написал еще сценарий довольно известного фильма «Кольцо из Амстердама» (1981).

Разведка дала миру немало литературных талантов: Даниэль Дефо, Честертон, Грэм Грин, Ле Карре, Ян Флеминг. Но Грибанов, очевидно, среди коллег по перу был самым «высокопоставленным».

Последнее – самое главное

В конце 1980-х в Москве в изобилии стали появляться кооперативы и фирмы, торговавшие компьютерами. Они были похожи друг на друга, как близнецы: сумрачные и обшарпанные комнаты какого-то бывшего НИИ или КБ, нагромождения коробок с иностранными надписями, снуют вчерашние инженеры и студенты со счастливыми глазами. А как тут не быть счастливым, если ежедневно приходится делать мучительный выбор: погрузиться сегодня вечером в знакомство с очередным чудом техники – или пойти на концерт любимой рок-группы.

Но где-то на задах всегда была комнатка, маленькая, но весьма уютная. Там обитал пожилой мужчина со светлыми, практически прозрачными глазами. В фирме он числился завхозом, однако зарплату получал какую-то уж слишком большую для такой должности. Но директор ничуть не жалел об этих тратах. Во-первых, достать что-либо в Москве тех лет, - хотя бы даже половую краску, - было фантастикой, а старик с этим справлялся блестяще. Во-вторых, периодически он творил натуральные чудеса. Угнали машину с грузом – ему достаточно было сделать пару звонков, побалакать с кем-то, и он отдавал коллегам адрес, где машина стоит.

Так было и на той фирме, о которой мы говорим. Молодые гении свысока посматривали на завхоза – он был для них обломком старого мира, эпохи патефонов. По этой причине фанаты журнала «Огонек» посматривали на него даже с ненавистью – вдруг он причастен к репрессиям? «Зону» охранял, к примеру?

Иногда, однако, четкий образ начинал расплываться. Однажды понадобилось позвонить прямиком на завод-изготовитель. Обладатели красных дипломов стушевались: читать по-английски умеем, говорить нет. И что вы думаете, с фирмачами пятнадцать минут говорил завхоз. А в другой раз он назвал винчестер «накопителем на жестком магнитном диске». Еще был случай, тяжело заболела сотрудница, он при ней стал звонить куда-то в дебри аптечной системы, причем бойко чирикал с фармацевтами тоже на каком-то их птичьем языке.

Не бывает таких участников репрессий, согласитесь. Все терялись в догадках.

Их еще больше бы запутал, если заглянул бы сюда купить дискету, американский дипломат Ричард Джекоб, четверть века назад пытавшийся забрать из тайника послание Пеньковского. Он бы с изумлением узнал бы в завхозе человека, который руководил его задержанием, а потом допрашивал. Еще больше всех заинтриговал бы явившийся за фильтром на монитор Морис Дежан, заяви он, что в тесной каптерке не спеша прихлебывает чай личный помощник Хрущева.

Что испытывал Грибанов, обозревая свои убийственно съежившиеся владения? Люди его поколения привыкли служить там, куда пошлют. Можно сказать иначе: для них хорошо было всё, что не смерть. Хотя это, в сущности, одно и то же.

За двадцать лет после отставки он, помимо литературных забав, успел поработать заместителем директора по режиму на нескольких атомных объектах, потом был замом по снабжению в управлении Минздрава, обслуживавшем эти объекты, затем директором сервисного центра отечественного завода по производству ЭВМ.

Он еще застал падение СССР. Никто не знает, что он испытывал, видя, как возле до боли знакомого ему здания толпы людей свергают памятник Дзержинскому. Боль? Злорадство того, кому страна не дала себя защитить – и теперь поплатилась? Или он как профессионал давно предвидел, к чему идет страна?

Из жизни он ушел осенью 1992 года.

Его могила на Котляковском кладбище в Москве (участок 68а) могла бы зарасти, как и подобает могиле сельского сироты. О его семье ничего не известно. Возможно, он берег её от посторонних взглядов так же успешно, как секреты своей страны. Или же так и не смог за всю свою жизнь преодолеть воспитанной сиротским детством обособленности, открыть кому-то своё сердце и душу.

Его бывшие коллеги не спешили чтить память опального генерала. А для тех, с кем он контактировал в своей второй и третьей жизнях, он и подавно остался чужаком-«гэбистом». Со стариком остались лишь те, кто знал его завхозом маленькой фирмы – то есть не знал его вовсе.