Псой КОРОЛЕНКО: «Мама ненавидела традиции!»

Лилия МАЛЬГИНА, 6 декабря 2012

Горячий глинтвейн проливается на его светлые, совсем не по погоде брюки в тот момент, когда звучит вопрос о семье. «Надо будет начать интервью именно с этого эпизода», – думаю на перспективу. Псой Короленко, известный перформансье, достойный представитель вида homo Ludens, внимательно смотрит на меня глубокими гипнотическими глазами и кивает: «Да, так и напишите…». Вот ведь, бабайка лохматый, он еще и мысли читать умеет! Ко всему прочему…

Игра в холостяка

«Он (о себе начинает в 3-м лице. – Прим. Л. М.) вздохнул – это был характерный вздох закоренелого холостяка, у которого нет постоянной семьи и почти никакой личной жизни. У меня и дома-то нет. Всегда в дороге, хотя, конечно, существует квартира, где я прописан, и множество людей, с которыми я должен бы проводить свободное время. Разумеется, семья есть. И дом. Но расположены они в очень многих частях земного шара. Это некие сегменты традиционной семьи, с которыми я взаимодействую (правда, редко) и поддерживаю близкую связь. В каком-то смысле я черепаха. Мой панцирь – чемодан.

Игра в вину

«Как близкие относятся к тому, что я постоянно в разъездах? Для них так лучше. Потому что это адекватно мне. Если каждый адекватен самому себе, то родные люди счастливы. О какой вине можно говорить! Она мешает человеку осознать, в чем заключается его личная ответственность в данный конкретный момент. Это формальное шаблонное чувство, которое мешает делать то, что требуется: оказывать реальную помощь или поддержку. Нужно его избегать. Это ж подобие ответственности!»

Игра в одиночество

«Все люди бесконечно одинокие существа. Но и в этом есть положительные аспекты: уединение, внутренний покой, отсутствие навязчивого желания «тусоваться». Главное – отсутствие потребности, чтоб за тобой кто-то присматривал. Зачастую люди ищут в семье ухода за собой. Она ищет папу, он – маму, а возникает нелепая игра. При этом каждый мечтает властвовать, что порождает насилие, наслаждение от боли другого человека. По идее, семья, как и культура, должна бы сдерживать то, что свойственно нам от природы. Мы ссоримся, давим друг на друга и на самих себя, обретаем хроническое чувство вины и впадаем в агрессию… А ведь любые два человека могли бы жить вместе и сохранять верность своей любви и всему остальному – но при наличии доброй воли».

Игра в физику и лирику

«У меня было нормальное детство нормального советского ребенка. В обществе существовали свои требования, подобающие классам и сословиям, к которым ты принадлежал. Я был из так называемой «низшей интеллигенции». Отец – технический инженер, мама условно гуманитарий, но технический. Всю жизнь протрудилась в «РИА Новости» редактором переводов на английский язык. Самая творческая часть работы начиналась, когда ей доставались переводы. Но случалось это редко, и в основном на маме лежала редактура тестов, написанных на идущем в зарубежную пропаганду волапюке. И назвать все это гуманитарной деятельностью можно лишь с большой оговоркой. С другой стороны, в родителях присутствовал общий гуманизм, свойственный всем вне зависимости от того, физики они или лирики».

Игра в детство

«Не знаю, каково это – быть мальчишкой. Точно так же не знаю, каково быть взрослым дядей. У меня скорее архетип дедушки. Почему? А все детство провел рядом с дедом. Мой самый близкий друг, несмотря на то что на 80 лет меня старше. Когда он общался со мной, 5-летним, то превращался в самого себя 80-летней давности. А ведь ему 5 лет было еще до первой русской революции – по возрасту внуку в прадеды годился! Он-то и передал мне любовь к периоду рубежа XIX и XX веков, который отобразился в моих циклах «The Unternationale», посвященному революционной эстетике начала XX в., и «Русское богатство», посвященному поэтам Серебряного века. Дедушка передал некое настроение, настроение мальчика и подростка самого начала века. Будучи почти единственным собеседником в течение всего моего детства, он протранслировал собственные жизненные ценности».

Игра в расставание

«Родители много времени проводили на службе, и я часть детских лет провел с мамиными родителями. У меня была и другая бабушка, папина мама, которая жила отдельно, но часто к нам приезжала. Она соответствует более позднему возрасту моей биографии, где-то с 7 до 14 лет. Папина мама показала возможность близких отношений на расстоянии. Бабушка научила науке расставания. Жаль, но люди сперва учатся этому, а уж потом – науке одиночества. Для начала важнее понять, что такое быть одному, и только после – двигаться навстречу друг другу».

Игра в гурмана

«Любимое блюдо из детства – мамина яичница. Хотя я множество раз ел такую же вкусную в других домах и ресторанах, но… мамы уже нет на свете, а воспоминание о ее кулинарном шедевре живо. Папа тоже большой мастер в кулинарии, и у него фирменный – пирог. Обалденный! Его внуки – мои дети – очень дедушкину стряпню любят, один из них этот пирог даже готовить умеет. Я-то вообще не готовлю, хотя и яичницу могу пожарить, и яйцо сварить. Способен разогреть курицу или мясо, на сковородке овощи пожарить или в духовке картошку запечь. В состоянии посолить, поперчить, приправу добавить. А еще… могу все это съесть! Хотя гастрольный режим питания вовсе не способствует здоровому образу жизни и уж точно – стройной талии!».

Игра в традиции

«Как правило, в семьях принято собираться вместе за столом, а если кто-то не пришел, то это ужасный грех. Мама считала, что еда не такая роскошь, чтобы вокруг нее собирать подобные сборища. Она вообще называла такие традиции жлобством. Мама вообще ненавидела идею ритуалов – это ассоциировалось у нее с местечковостью, деревенщиной, но никак не со взрослой жизнью цивилизованных людей. Все это называла идиотством, пережитком, пошлостью. Она все ругалась на тех дур, которые обижались на людей, не вышедших к столу. Ведь что такое еда?.. Поклевал – и сыт! И никаких обид! Еще мама называла глупостью подарки к датам. Если любишь кого, подари просто так. Зачем, считала она, галочку ставить?! И у нее был перегиб на эту тему: не любила застольных тостов, формальностей, семейных обычаев. Все это, по мнению матери, заменяло настоящую любовь. Я, слава богу, от материнских наставлений уже отошел. Правда, учили меня этим обычаям уже другие люди».

Игра в золотую середину

«Я человек золотой середины. Конечно, в творческой ипостаси я несколько экстремальная, радикальная, контркультурная и даже в чем-то андеграундная персона. Но это игра! В песнях ее много, в образе жизни. Но внутри есть дух постоянства, стабильности, устремления к разуму, гармонии, базовым ценностям. Я стремлюсь к здоровому началу и призываю за ним всех остальных. Верю, у каждого из нас есть ангел-хранитель. Он святее, выше, чище. Но наша миссия, человеческая, необыкновеннее, парадоксальнее и важнее, чем их предначертание ангельское. Потому что они лишь помощники по повелению Бога, но свершители – мы».

Игра в Псоя

«Имя Псой Короленко для меня даже не псевдоним, а сценическое имя. В нем сосредоточены важные части моей творческой личности, ибо творчество настолько важная вещь в жизни, что имя – центральная часть моей персоны. Не маска, а центр. Я с ним слит воедино, и мне правда близки идеи Короленко. Ведь тот же слепой музыкант – это зрячий художник. Когда цвет – это звук, а звук – это цвет, и музыка становится медиумом и проводником… Это слишком таинственно для нас, слишком тонко, но святой Псой Египетский, возможно, когда-нибудь и стоял у меня за спиной. Как ангел-хранитель».